В конце октября в библиотеке №8 открылась выставка графики Ирины Попович. Название выставки «Пять минут» означает отрезок времени, который определяется художниками, чтобы нарисовать набросок с позирующего человека. На выставке представлены наброски тех, кто постоянно посещает ИЗОстудию в ДКЖД, собственно, в эту студию на протяжении пяти лет ходит и сама Ирина. Натурщиками по очереди выступали сами студийцы или приходили попозировать друзья студийцев. Рисунки выполнены в различных техниках: колапен, сухая кисть, пастель, маркер. О том, почему рисовать наброски иногда энергозатратное занятие и в чем преимущества непрофессионального художника, рассказывает дизайнер Ирина Попович.
– Ира, если я правильно понимаю, на занятия в студию народных художников в ДКЖД приходят люди без художественного образования.
– В основном.
– А у тебя оно есть.
– Есть. Четыре года в художественной школе и потом пять лет института, когда училась на кафедре дизайна. Первые три года в институте был рисунок, но там был упор на то, чтобы мы освоили навык работать и придумывать идеи с карандашом в руках. Также были предметы: цветоведение, проектирование, живопись, рисунок, композиция. Дизайнер, который не умеет рисовать, это не дизайнер. И у нас там был немного другой рисунок, более конструктивный что ли. А в студии больше художественный подход, то, чего в институте нам не давали. Например, масло, это профессиональный инструмент художника. Мы работали раньше только гуашью. Мне очень хотелось маслом поучиться, и я пришла именно с этой целью. Я с масла не сдвинусь.
Иногда в студии художница Оля Игнатенко дает классы графики, рассказывает про техники и инструменты. Ее спрашиваешь: «А вот это ты чем нарисовала? А вот это?», она делится, но, чтобы для себя понять, какой твой инструмент, им нужно попробовать поработать. Как у нас вышло с колапеном: все студийцы попробовали им поработать, но им не зашел этот инструмент, а мы с Борисом без ума.
– Кто тебя в студию привел? Как ты про нее узнала?
– Моя основная работа — это компьютерная графика, а рисовать мне хотелось всегда, и мне порекомендовали народную ИЗОстудию в ДКЖД. Сейчас студию возглавляет Александр Арсененко, а тогда возглавлял Виктор Серов. До этого мы с Ильей (Илья Коротков, друг и партнер Ирины по Giraffe studio) пробовали ходить на занятия Натальи Прокуровой. Это разовые классы по живописи, где три-четыре часа, под присмотром приглашенного преподавателя-художника, работаешь над картиной. По сюжету это могла быть абстракция, натюрморт, городской пейзаж, портрет. Краски, холсты, инструмент предоставлялись. На одном из занятий присутствовала очень талантливая художница Марина Пихтовникова. Но нам хотелось систематических занятий, тогда как раз и случилось знакомство со студией. А студия – это атмосфера, традиции, общение.
– Про масло хотела спросить. Я знаю, что наброски ты очень быстро рисуешь, за пять минут успеваешь сделать два, и то, бывало, третий отбросишь, потому что не получился. Наброски рисуешь ты пастелью, маркером. То есть, я хотела сказать, что, судя по тому, как ты рисуешь наброски, ты очень быстро действуешь, а масло-то долго сохнет.
– Там я тоже быстро действую. Все студийцы уже привыкли, как я работаю. Если раньше задавали вопросы, сейчас отстали. Во-первых, я боюсь белого холста. Причем, от некоторых художников я тоже слышала, что они боятся белого холста.
– Что это значит?
– Когда надо заполнить все пространство. У меня на это уходит столько сил, что я не всегда довожу до конца. Хотя нет, бывало, что начинаешь писать, и картина складывается с той идеей, которая в голове. Но чаще всего я прямо ухайдокиваюсь на этом белом холсте. Тогда я его откладываю, и он у меня или высыхает или я делаю из него палитру. Либо когда на нем уже вот такой слой краски, я еще возьму, переверну и начинаю на нем рисовать, и мне это очень нравится. Причем такую манеру я не сама придумала, это я видела на занятиях у Натальи Прокуровой. Потому что народ, когда делает палитру, краски набирает много с перепугу и потом куда это? Тогда берется холст, на него намазывается эта краска, а потом следующее задание: ты берешь этот холст, у тебя такая абстракция, ты придумываешь сюжет, может быть, тебе куча краски налепленная задаст направление. И вот когда есть заполненный холст, есть идея, я за занятие могла за три часа написать натюрморт или пейзаж.
– Я читала, что Филипп Малявин, чтобы получить огненно-красный цвет на картине «Вихрь», намеренно нарушил технологию, не смешал краску с чем-то там еще и на жаре она до сих пор течет. Еще я слышала, что у художников считаются дурным тоном чистые цвета. У тебя самой к этому какое отношение?
– Я же не художник. Поэтому, когда говорят: «Есть шесть цветов, их надо смешивать и это такое медитативное состояние», я спрашиваю: «Зачем? Когда есть куча тюбиков с тем цветом, который тебе нужен, выдавил и рисуй». Вот кстати, ты говорила, что масло долго не сохнет, мне это как раз на руку, когда краска сырая, потому что у меня краски перемешиваются практически на холсте. Я нанесла быстро все, где-то что-то смешала… Я помню, Виктор Игоревич подходил: «Ира, светло-серый цвет – надо смешать белый и черный!». А я говорю: «Зачем? Есть же тюбик серого». И у меня этот тюбик уходил на ура. Понятно, что есть еще оттенки неаполитанские, сложные, их самому не намешать, но они уже готовые продаются. А все остальное я не считаю, что нужно смешивать. Вот в этом преимущество того, когда ты непрофессиональный художник: «Я же учусь, я экспериментирую, какой с меня спрос». Поэтому, шпаришь, как тебе на душу ложится. И какой-то канал включается, когда сидишь рисуешь свет-тень, сочетаемые — несочетаемые цвета, объяснить это сложно. Повторить это нереально. Я ни одну картину свою не смогу повторить. Когда первый раз съездили на пленэр, сделали подмалевки, некоторые студийцы в студии стали дописывать. И я тоже начала дописывать в студии, но у меня с пленэра осталась только одна работа, потому что остальное не пошло, и я фактически все испортила. Ну как испортила – я потом на этих холстах написала другие картины. Потому что ты не войдешь в это состояние. Поэтому мне удивительно, как профессиональные художники пишут годами картину, через года возвращаются, дописывают. Ну как? Ведь на пленэре было одно состояние, а тут ты в студии сидишь. Поэтому я всегда старалась за один присест, потому что холсты небольшие. Хотя Виктор Игоревич говорил мне: «Бери побольше холсты!», но не хватает мне профессионализма грамотно заполнить все. Поэтому я сижу в этом своем формате.
– Про твои наброски сказали, что это как будто фэшн-иллюстрации, из журналов мод. И вот смотри, у нас дома была подшивка журнала «Барвинок», я его постоянно листала в детстве, у моего знакомого в детстве дома были иностранные журналы по дизайну.
– Какое счастливое детство. У нас в Сибири, в Саянске такого не было.
– Я просто пытаюсь понять, на что ты смотрела в детстве, что рассматривала.
– У нас в художественной школе была преподавательница Ирина Леонидовна, она сама себе шила и выглядела очень стильно и элегантно. Помнишь, у меня дома подушки в технике нетканый гобелен, вот она на занятиях плела гобелены в этой технике. В школе была традиция, как сейчас помню, придумать и сделать игрушку на Новогоднюю елку. Город же маленький, сибирский, там стояла елка, которую украшали игрушками, сделанными детьми. Также придумывали образ символа года. Например, идет год Дракона, и мы делали голову дракона из папье-маше, части тела из лоскутков, потом это все сшивалось, соединялось и получалась достаточно большая конструкция. В процессе участвовали всей художкой, а там же возраст разный. То есть, она мне не то, чтобы вкус сформировала, но я видела вот эту картинку в виде Ирины Леонидовны. И я же ехала сюда потом поступать на модельера, поступила на дизайн. Но модельеры всегда рядышком с нами были: мы общались, мы ходили на их просмотры, они ходили на наши, когда семестр заканчивался. Так что может быть, я еще с института у девчонок насмотрелась чего-то. Ну и сейчас еще много всего: смотрю «Простую школу», смотрю, как Оля Игнатенко рисует, где-то что-то перенимаю
– Ты как-то сказала, что, когда набросок человека рисуешь, ты как бы с ним соединяешься и это энергозатратно — процесс соединения с человеком. Ты в студию ходишь уже почти шесть лет, с кем-то бок о бок работаешь там, кто-то совсем недавно пришел. Есть разница, когда рисуешь человека, которого давно знаешь, а когда рисуешь того, кто новенький?
– Когда я эту идею вынашивала – нарисовать портреты студийцев, я задавалась вопросом: «Легче знакомого человека нарисовать? Или нет?» и я так и не поняла. Уловить характер человека сложно. Это зависит от самого человека, он может быть открытым или закрытым. Вот он сидит расслабленно, кажется, что открыт человек, но там может быть столько замочков, а ты туда пытаешься пробиться, чтобы поймать. И получается то, о чем ты говоришь — энергозатратно. Поэтому, когда мы в конце занятия наброски в студии смотрим, обсуждаем, то говорим, что получаются силуэты, потому что образ за счет рук, ног, комплекции узнаваемый можно создать, а лицо, это твоя душа — это сложнее поймать.
Текст: Наталья Григина, фотографии Антона Новгородова
Проект ВЦБС ЛИТбез