От дневника – к книге. По страницам дневниковых записей В.К.Арсеньева 1906 года и его книги «По Уссурийскому краю»

В текущем году исполняется 100 лет со времени проведения первой крупной экспедиции В.К. Арсеньева (май-ноябрь 1906 года). Большинство читающей публики знает о ней из неоднократно переиздававшейся книги самого В.К. Арсеньева «По Уссурийскому краю». Однако специалистам было известно, что в архиве Общества изучения Амурского края (ОИАК) хранятся полевые дневники ученого и путешественника, в том числе и 1906 года. Именно эти записи стали основой не только книги «По Уссурийскому краю», но и других работ В.К. Арсеньева – как художественных, так и научных.

Впервые в полном объеме экспедиционные дневники В.К. Арсеньева 1906 года были изданы в 2002-2004 годах Обществом изучения Амурского края. В работе по расшифровке дневниковых записей В.К. Арсеньева принимал участие и автор этой статьи. При этом мне невольно пришлось обратить внимание на совпадения (и разночтения) в тексте дневников и в книге «По Уссурийскому краю». Некоторые заметки по этому поводу, как мне кажется, будут любопытны не только узким специалистам. К тому же на кажущейся «документальности» книги В.К. Арсеньева основано несколько часто повторяемых заблуждений.

Как отмечал сам В.К. Арсеньев, работа «По Уссурийскому краю» представляет собой «популярный обзор путешествия, предпринятого мной в горную область Сихотэ-Алиня в 1906 году». Книга в основном написана в форме дневника, что вводит в заблуждение ее читателей, считающих это произведение документальным. Действительно, «По Уссурийскому краю» написано на основе дневников, которые автор вел во время экспедиции 1906 года. Но проза В.К. Арсеньева имеет характерные особенности, которые позволяют назвать ее научно-художественной.

Вполне научное описание маршрута и окружающей местности, флоры и фауны Уссурийской тайги органично сочетается у автора с художественными фрагментами, и только опытный исследователь может выделить эти составляющие. Этому вопросу посвящено несколько работ, в том числе кандидатская диссертация Ю.А. Яроцкой (Владивосток) «Творчество В.К. Арсеньева. Специфика научно-художественной системы». Книга «По Уссурийскому краю» является не только научно-популярной литературой (что несомненно), но и чистой беллетристикой с элементами художественного вымысла.

Начнем с того, что повествование о собственно экспедиции 1906 года в книге начинается с седьмой главы. Предыдущие главы описывают поход автора по бассейну реки Лефу (Илистая) в 1902 году, включая знакомство с Дерсу Узала и знаменитый эпизод пурги на озере Ханка. Такое обширное вступление характерно как раз для приключенческой художественной прозы. Автор дает понять читателю, что он опытный путешественник, что ему немало пришлось пережить в предыдущих походах, наконец, что Дерсу Узала – его старый знакомый, когда-то спасший жизнь В.К. Арсеньева.

Памятник Дерсу Узала в г. Арсеньев

Несомненно, один из главных персонажей книги «По Уссурийскому краю» – гольд Дерсу Узала. Этот же образ является, если можно так выразиться, «основным мифом» арсеньевской прозы. Момент знакомства автора с Дерсу подробно описан во второй главе книги и отнесен к 1902 году. Достоверность повествования В.К. Арсеньева настолько убедительна, что даже серьезные исследователи утверждали, что это событие произошло в 1902 году в верховьях реки Лефу (Илистая). А на окраине города Арсеньева, на сопке Увальной, в 1972 году даже поставили памятник, считая именно эту сопку местом первой встречи В.К. Арсеньева и Дерсу Узала.

Только после обращения к подлинному тексту дневников экспедиции В.К. Арсеньева 1906 года выяснилось, что историческая встреча датируется 3 августа 1906 года и произошла она в верховьях реки Тадуши (Зеркальной). Любопытно, что в книге «По Уссурийскому краю» В.К. Арсеньев перенес точку своей второй (по сюжету книги) встречи с Дерсу в то самое место, где они встретились в первый раз (согласно дневникам). Этим он косвенно указал будущим исследователям на верный вариант, хотя сам автор вряд ли предполагал, что его книга будет когда-то рассматриваться как документальный материал.

Описание обстоятельств знакомства с Дерсу Узала и его внешности В.К. Арсеньев также почти без изменений взял из текста дневников. Совпадений настолько много, что просто нет смысла их перечислять. Очевидно, что дневниковые записи явились своеобразным «черновиком» будущей книги. Все интересующиеся могут самостоятельно провести такое сравнение, положив рядом книгу «По Уссурийскому краю» и текст дневников В.К. Арсеньева 1906 года. Они были полностью изданы в 2002-2004 годах Обществом изучения Амурского края (Владивосток) в своих «Записках» (том XXXVI, выпуск 1 и том XXXVII, выпуск 1).

И последнее на тему знакомства В.К.Арсеньева с Дерсу в жизни и в книге. Есть еще одно, дополнительное и несомненное доказательством творческого вымысла автора в этом фрагменте книги. Экспедиционные дневники В.К. Арсеньева 1906 года представляют из себя три тетради, причем в третьей имеются более поздние записи. А среди них, композиционно после текста 1906 года и до записей 1908 года, есть 18 страниц, исписанных четким почерком В.К. Арсеньева. В них много вставок и зачеркиваний, что придает этим страницам вид рукописного черновика. Начинаются они так.

(Однажды – зачеркнуто). (Это было в 1901 году – зачеркнуто). 1902 г. Однажды мы с Дерсу сговорились идти в (начале – зачеркнуто) середине октября месяца. Отряд наш стоял в это время в низовьях р. Лефу недалеко от озера Ханка. Дерсу никогда не надо было долго уговаривать. Достаточно было двух слов, чтобы старик тотчас же собирался, лицо его принимало деловое сосредоточенное выражение, немедля он принимался снаряжаться, собирал свою котомку и только спрашивал, (будем ночевать – зачеркнуто) вернемся ночевать на бивак или останемся вдвоем в поле. В последнем случае бралась палатка, чайник, продовольствие и топор. Мы шли по р. Лефу и конечною целью нашего странствования было озеро Ханка. Здесь мы полагали заняться охотой по перелетной птице, а затем направиться к Суйфуну и далее по этой реке к Амурскому заливу. Время было осеннее, позднее…

Затем идет описание того, как в низовьях Лефу, близ озера Ханка, Арсеньев и Дерсу заблудились, как начался буран, как гольд приказал автору рвать траву и укладывать ее и так далее. Внимательному читателю книги «По Уссурийскому краю» нетрудно догадаться, что весь этот эпизод – первый вариант начала главы шестой книги, которая называется «Пурга на озере Ханка». Следовательно, еще тогда (предположительно в 1907 году) В.К. Арсеньев задумывался над созданием научно-популярного повествования о своих приключениях в Уссурийской тайге.

Остается открытым вопрос, зачем В.К. Арсеньев в книге (изданной, напомню, 15 лет спустя) смоделировал встречу и знакомство с проводником, перенеся эти события на пять лет раньше и мимоходом омолодив Дерсу на пять лет. Можно предположить, что автор не нашел иного способа в художественной форме рассказать о своих походах по краю, предшествующих экспедиции 1906 года. Творческим вымыслом автора является и гибель всех родных Дерсу Узала от оспы. По крайней мере, в дневниковых записях В.К. Арсеньева 1906 года упоминается брат Дерсу по имени Степан (есть даже его фотография), а о гибели всего рода Узала сведений нет.

Еще одно расхожее выражение – «многолетний проводник В.К. Арсеньева» – связано с той же самой ошибочной датировкой первой встречи автора с Дерсу Узала. Поскольку в действительности знакомство это произошло в 1906 году, Дерсу был проводником только в двух экспедициях – 1906 (не полностью) и 1907 годов. В реальности у В.К. Арсеньева было много проводников, работавших вместе с ним в разные годы. А в книгах «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» гольд-проводник является собирательным образом, что еще раз подтверждает определенную степень художественности прозы В.К. Арсеньева.

Расшифровка дневников В.К. Арсеньева 1906 года показала и в некоторой степени противоположную особенность: необычную литературность и даже «лиричность» его дневниковых записей. Автор часто зачеркивает написанное и подбирает другие определения и сравнения, пытаясь как можно более точно передать увиденное. Вот характерный пример из дневника: «Сзади видны большие горы глыбного массивного строения. Это выражение – «глыбного» – я потому не хочу избегнуть, что именно этим выражением я полагаю, что вполне обрисую их анфас, план и профиль».

В.К. Арсеньев часто описывает в дневниках закаты и восходы солнца, свои ночные впечатления, различные пейзажи, дает краткие портреты членов отряда и встреченных людей. Он пытается выразить свои чувства и ощущения, иногда явно выходя за рамки дневниковых записей: «Через часа полтора-два мы увидели море. Далеко впереди тянулся вьючный наш обоз. Море, песок, ниточка людей и вьючных их коней – имела особенно красивый вид: точно караван верблюдов шел по пескам пустыни. Горизонт, окрашенный слегка пурпуром, струйка синеватого-белого дыма указывала место бивака. Еще немного усилий, и мы у желанного отдыха».

Любопытно сравнить эту дневниковую запись с соответствующим фрагментом из книги «По Уссурийскому краю»: «Едва солнце успело скрыться за горизонтом, как с другой стороны, из-за моря, стала подыматься ночь. Широкой полосой перед нами расстилались пески; они тянулись километра на три. Далеко впереди, точно караван в пустыне, двигался наш отряд. Собрав поскорее птиц, мы пошли за ним следом. Около моря караван наш остановился. Через несколько минут кверху взвилась струйка белого дыма – это разложили огонь на биваке. Через полчаса мы были около своих».

Порой автор почти дословно переносит в книгу дневниковые записи. Вот только один пример. Цитата из дневника: «Китайцы ловят рыбу изгородями, для этого перегораживают реку грядой камней, оставляя один только выход, через который стремится вода узкою, но обильною струею. Вода здесь падает в широкую корзину, поставленную немного наклонно и сплетенную из ивовых прутьев, отчего рыба, попавшая туда ночью, остается живой до утра». Книга «По Уссурийскому краю»: «Китайская заездка устраивается следующим образом: при помощи камней река перегораживается от одного берега до другого, а в середине оставляется небольшой проход. Вода просачивается между камнями, а рыба идет по руслу к отверстию и падает в решето, связанное из тальниковых прутьев».

В то же время публикация дневников позволяет понять, насколько ответственно относился автор к своим собственным записям, перерабатывая их в текст книги. Это был поистине творческий и весьма требовательный процесс. Надо отметить, что некоторые эпизоды, мастерски написанные в дневниках, не нашли своего отражения в книге. Почему – это уже загадка творчества. Наверное, сам В.К. Арсеньев мог бы пояснить свой выбор, а нам за него рассуждать затруднительно. Приведу несколько фрагментов дневников, оставшихся только в рукописных тетрадях.

7 сентября. Согласно составленному накануне плану, я пошел на голую сопку, чтобы установить и определить направление Сихотэ-Алиня… До самого верху я не подымался, потому что там сплошной лес, и все равно я ничего не увидел бы. Поэтому, добравшись до россыпей, я остановился и стал смотреть к западу. Более грандиозной картины я никогда не видывал, более грозных недоступных гор не мог себе представить – страшной высоты, отвесные утесы, скалы. Голова кружится, глядя на эти расщелины и пропасти. Если когда-либо на земле и был ад, то, вероятно, именно здесь, в верховья Тетюхе. Что-то страшное, таинственное, грозное, таящее ужас кроется в молчаливом величии гор. Боже! Какой пигмей человек. Даже столетние высокие кедры кажутся тоненькими, маленькими, паршивенькими иглами там, где-то внизу… Хочется думать, что эти горы так и были от создания мира, с момента создания земли, ибо представление о такой силе, которая могла бы образовать их, никак не укладывается в мозгу человеческом – такую силу представить себе невозможно…

11 сентября. Тишина тайги кажется удивительно торжественной. Невольно смиряешься душой, забываешь обиды и житейские неприятности. В тайге грубеешь, но та же тайга облагораживает душу. В такие минуты одиночества чувствуешь себя счастливым. Одиночество родит мышление, которое анализирует твои же поступки – вот покаяние, вот исповедь. Смеркалось быстро – деревья принимали какую-то чудесную таинственную форму, и среди этой тишины какие-то носятся необъяснимые, особые звуки. Шорох мыши и тот слышен как-то особенно. Я пошел назад… Появились звезды, идти стало еще тяжелее – постоянно спотыкаешься, оступаешься, откуда-то берется бурелом и валежник, преграждающий дорогу, прутья царапают лицо, путают ноги, всегда залезешь в высокую густую траву, камыши или полынь и рад-радешенек, когда доберешься до тропы, идущей к фанзе. Еще десятка два шагов, и слышишь лай собак. Хорошо на охоте, хорошо в тайге!

20 сентября. Всё еще стоим на месте и занимаемся исследованием низовьев реки Иодзыхэ… На всём пройденном пути это место считается самым богатым дикими козами. И в самом деле, едва я успел отойти от фанзы не более 1 версты, как увидел небольшое стадо (7 голов) этих прекрасных животных. Я выстрелил и убил одного самца; при мне была молодая зверовая собака… Спущенная с поводка, она бросилась вперед и начала трепать и давить умирающее животное. Коза издала два предсмертных крика и, раскрыв широко рот, испустила последний дух. Я не мешал собаке, чтобы в будущем приучить ее ходить и следить по подраненному зверю. Боже мой! Какой эгоист человек, какое он хищное животное. Как бы процветала фауна и флора, если бы человека не было! И он еще осмеливается называть себя Царем земли, царем природы. Нет, он бич земли. Это самый ужасный хищник, беспощадный, свирепый, ужасный. Чем мне чаще приходится бить красного зверя, тем всё более и более я убеждаюсь, что рано или поздно я брошу этот род охоты.

Есть и другого рода особенности, связанные с переходом от дневника к печатному изданию. Так, в книге имеется эпизод охоты на кабанов, когда В.К. Арсеньев случайно ранил Дерсу. Понятно, что такой казус не красит любого охотника, но В.К. Арсеньев не только отмечает его в дневнике, но и включает в книгу (изданную, напомню, спустя 15 лет после событий). При этом автор описывает и свои переживания: «Мысль, что я стрелял в человека, которому обязан жизнью, не давала мне покоя. Я проклинал сегодняшний день, проклинал кабанов и охоту». Любопытно, что соответствующая дневниковая запись очень коротка – буквально несколько строк, а в книге эпизод развернут довольно широко.

Зато другой забавный эпизод – с выпившим Дерсу – В.К. Арсеньев в книгу не включил. Вот как он выглядит в дневнике: «20 августа. Так как мой проводник закутил и по дороге напился пьян, я должен был еще засветло остановиться на бивак… Всюду русло было сухое, каменистое. Дерсу окончательно забастовал, но я уговорил его дойти до воды… Проводник мой тотчас же уснул, но сперва минуты две сидел на толстом бревне и, подперев опущенную голову руками, пел какую-то печальную заунывную песню». Можно предположить, что в создаваемый В.К. Арсеньевым художественный образ «идеального» гольда-проводника пьянка, по представлению автора, не вписывалась. К слову, в дневнике описано и поведение выпившего Степана – брата Дерсу Узала.

В дневниках В.К. Арсеньев довольно часто упоминает о крейсере «Изумруд», за год до экспедиции севшего на камни в бухте Владимира и взорванного собственным экипажем. В книге об этом написано значительно меньше. В частности, не попала на ее страницы любопытная деталь из жизни села Пермского (близ Ольги): «С разбитого судна Изумруд местные жители, крестьяне пермские, сняли много одежды, целые тюки, и теперь все они одеты в матросские блузы». Не стал автор спустя много лет писать и о том, что с брошенного «Изумруда» местные жители добывали уголь и муку, винтовки и патроны.

В дневниках есть более подробные, чем в книге «По Уссурийскому краю», описания быта и привычек орочей, шамана и ритуала камлания. Не вошли в книгу записи военно-разведывательного характера, заметки о местах, удобных для колонизации, многие сведения о китайцах, добытые В.К. Арсеньевым. Однако следует отметить, что данные из дневников 1906 года во многом использованы в менее известных научных трудах В.К. Арсеньева «Китайцы в Уссурийском крае» и «Военно-географический и военно-статистический очерк Уссурийского края», а также и в книге «Дерсу Узала».

Вот, например, впечатления В.К. Арсеньева от дождя в лесу. Запись в дневнике довольно краткая: «Дождь усиливался. Трава и деревья были мокрые. Дождь в лесу – это двойной дождь». В книге «По Уссурийскому краю» автор дает более расширенное описание: «Как бы ни был мал дождь в лесу, он всегда вымочит до последней нитки. Каждый куст и каждое дерево собирают дождевую воду на листья и крупными каплями осыпают путника с головы до ног». Почти то же самое мы читаем в книге «Дерсу Узала»: «Дождь в лесу – это двойной дождь. Каждый куст и каждое дерево при малейшем сотрясении обдают путника водою».

В заключение следует отметить, что все издания книг В.К. Арсеньева носили следы редакторской и цензурной правки. Особенно это коснулось предисловий автора, которые год от года становились все более краткими. К счастью, в библиотеке ОИАК сохранился экземпляр первого издания книги «По Уссурийскому краю» (1921 год) с правкой самого В.К. Арсеньева. Это позволяет переиздать ее в авторском варианте. Есть возможность восстановить первоначальный авторский текст и для других работ В.К. Арсеньева. Этим предполагает заняться редакционная коллегия, созданная в Обществе изучения Амурского края для подготовки выхода в свет собрания сочинений В.К. Арсеньева. Как известно, такое издание в 6 томах было предпринято в 1947-1949 годах. В 2007-2008 годах планируется напечатать 4 тома, в которые войдут все художественные произведения и научные работы В.К. Арсеньева, а также некоторые его черновики и дневники.

Иван Егорчев
От дневника — к книге : по страницам дневниковых записей В. К. Арсеньева 1906 года и его книги «По Уссурийскому краю»/ И. Егорчев // Печатный двор. — 2006. — N 6

Наш сайт использует файлы cookies, чтобы улучшить работу и повысить эффективность сайта. Продолжая работу с сайтом, вы соглашаетесь с использованием нами cookies и политикой конфиденциальности.

Принять