Что же может быть общего у шахмат и литературы?

В литературе шахматы служили аналогией исторических событий и противостояний, отражали непростые взаимоотношения персонажей, а иногда были причиной глубокой драмы…

Мудрая индийская пословица гласит: «Шахматы — это океан, в котором и слон искупается, и комар напьется». Действительно, шахматы по неисчерпаемости и бесконечности своих возможностей напоминают огромный Океан. То же самое можно сказать и о литературе! Многие писатели любили шахматы так, что даже не забывали вставлять в свои произведения сюжеты об игре героев в шахматы.

Вот уже более полутора тысяч лет радует эта прекрасная игра людей, делая их лучше, умнее, чище, благороднее. Ее воспевали Омар Хайям и Фирдоуси, Шекспир и Сервантес, Вольтер и Гёте, Толстой и Тургенев, Стефан Цвейг и Набоков…

В их произведениях часто встречаются сцены, мысли и образы, навеянные шахматным искусством. Шахматная игра оказалась столь многогранна, что одинаково гармонично вписывается в канву фантастической новеллы и юмористического рассказа, детективного расследования и поэтического признания в любви, философских размышлений и сказочного повествования…

Игра в шахматы становились достоянием все большего числа стран и народов. Среди военных, особенно командиров и полководцев, она продолжала ассоциироваться с реалиями настоящей битвы.

Эти мотивы встречаются и в художественных произведениях. Например, в романе великого русского писателя Льва Толстого (1828-1910) «Война и мир» (вышел в 1869 году) нередко встречаются военно–шахматные сражения.

Интересны в романе и шахматные изречения Наполеона, которые свидетельствуют о его в корне отличающемся отношении к войне. Если князь Андрей прежде всего обращает внимание на разницу между шахматами и войной, приносящей тысячам людей страдание и смерть (война — «самое черное дело в жизни, и потому не надо играть в войну…»), то Наполеон смотрит на войну именно как на игру, а на офицеров и солдат — как на фигуры и пешки в этой игре. Первые слова главы романа, посвященной событиям накануне Бородинского сражения, такие:

«Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:

— Шахматы поставлены, игра начинается завтра». В ходе Бородинского сражения, когда благодаря героическим подвигам русских воинов французские войска, несмотря на свое численное превосходство, не могли сдвинуться с места, к императору то и дело подъезжали адъютанты с просьбами генералов о введении в бой резервов. Одному из адъютантов, посланных маршалом Мюратом с просьбой о подкреплении, он отвечал: «Скажите Неаполитанскому королю, что еще нет полдня и что я еще недостаточно ясно вижу положение шахмат. Ступайте…»

Кроме шахматных аналогий при описании военных действий в романе много раз встречаются и другие упоминания о шахматах. Интересны в бытовом и психологическом плане встречи Наташи Ростовой с Андреем Болконским у шахматного столика, эпизод игры Веры Ростовой с Шиншиным, сражение за шахматной доской русских офицеров Трубецкого и Берга…

И это не случайно. Толстой был страстным любителем шахмат. Как раз к поре создания романа «Война и мир» относятся его слова, обращенные в письме к брату жены Александру Берсу (от 24 октября 1864 года): «Играешь ли ты в шахматы? Я не могу представить себе эту жизнь без шахмат, книг и охоты». Свою привязанность к шахматам Толстой сохранил до конца жизни, часто играя с друзьями и знакомыми после напряженного литературного труда.

Играя в шахматы, люди стали находить в них сходство с жизнью. Каждая партия, словно жизнь человека в миниатюре. При этом имеются в виду не только действия фигур на шахматной доске, но и весь характер шахматного сражения. Тут и надежды, и напряженные поиски путей к победе, и борьба за ее достижение. А сколько раз, когда, казалось, успех уже близок, вдруг из-за неожиданного промаха все рушилось… За несколько часов игры шахматист переживает от начала до конца полную страстей и борений жизненную драму.

Эту аналогию водоворота человеческой жизни с игрой в шахматы, где после жарких схваток в какое-то мгновение наступает неизбежный конец, прекрасно передал в одном из своих четверостиший знаменитый поэт Омар Хайям (ок. 1048-1122). Его произведения справедливо называют поэзией мудрости. Вот одна из его рубайят.

Живые пешки мы, а опытный игрок,

Что нами двигает, — не кто иной, как рок.

На доску бытия нас для игры он ставит, 

Чтоб в ящик сбросить вновь через короткий срок.

«Наша жизнь подобна шахматной игре». Это изречение, став популярным в средневековом восточном фольклоре, встречается затем и в европейской художественной литературе. Его мы находим, например, в крупнейшем романе эпохи Возрождения — «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», принадлежащим перу испанского писателя Мигеля Сервантеса де Сааведры (1547-1616). Шахматная игра упоминается во время беседы Дон Кихота с оруженосцем Санчо Пансой о театре и смысле жизни. Пока идет игра, каждая фигура имеет свое особое значение, а когда игра кончилась, все фигуры перемешиваются, перетасовываются, ссыпаются в кучу и попадают в один мешок, подобно тому, как все живое сходит в могилу». «С каждым днем, Санчо, ты становишься все менее простым и все более равным», — заметил Дон Кихот.

Так в прозаическом пересказе Санчо Пансы звучат хайямовские строки восприятия шахмат, что не случайно. Еще в раннем средневековье арабы принесли в Западную Европу, и прежде всего в Испанию и Италию, шахматы, а вместе с ними трактаты, легенды и притчи об этой мудрой игре.

Сцены шахматной борьбы и самых разных, иногда даже далеких от игры, размышлений соперников встречаются у писателей разных эпох и народов.

Одним из первых ввел в художественную литературу описание шахматной партии гуманист и родоначальник реалистической прозы эпохи Возрождения Джованни Боккаччо (1375).

В шестой главе одного из его ранних романов, «Ил Филоколо» (1341), герой произведения Филоколо, играя в шахматы с управляющим, делает все, чтобы тот смог объявить ему мат. Герой хотел подружиться с ним, для достижения своих целей!

«Управляющий радостно засмеялся, заметив нашедшее на Филоколо помутнение разума, это давало ему возможность сразу выиграть, что он и сделал, объявив пешкой мат».

В романе описываются еще две партии между теми же соперниками, но рассказ носит более общий характер и интересен прежде всего психологическими нюансами.

Многократно упоминаются шахматы и в крупнейшем произведении Боккаччо — знаменитом сборнике новелл «Декамерон»

Много эпизодов шахматной игры вполне естественно можно встретить в художественных произведениях писателей и поэтов XX столетия. Так, в романе одного из крупнейших английских писателей и драматургов, Джона Бойтона Пристли, «Далеко»  Уильям и его друг Гринлоу в зимние вечера, встречаясь по вторникам, усаживались у камина и проводили долгие часы за шахматами. Уильям играл рискованно, стремительно и, начав атаку, полагался на вдохновение. Его соперник, по обыкновению, закурив трубку, не спешил с ответным ходом, методично проводил свой план и нередко доводил партию до глубокого эндшпиля, который Уильяму казался скучным и неинтересным. Примечательны размышления этих лондонских любителей во время партии. Одному шахматы нравятся за то, что «в них больше личного», для другого фигуры «лишь символы, ничего больше», главным в них «считает математический расчет».

Сам писатель играл в шахматы главным образом разом в 17-19 лет и в некоторых случаях сидел тогда за шахматной доской далеко за полночь.

Неравнодушен был к шахматам, как и к другим видам спорта, известный немецкий писатель-романист Эрих Мария Ремарк (1898-1970). Достаточно сказать, что во время первого романа Ремарк был редактором популярного в Германии журнала «Спорт в иллюстрациях». Любовь писателя к шахматам нашла отражение в ряде его произведений, Сцены шахматной игры встречаются, например, в романах «Три товарища» и «Триумфальная арка», где устами героя Ремарк высказывает мысль о важном достоинстве игры в шахматы: «Она и отвлекает, и заставляет сосредоточиться.»

Эту мысль более пространно и интересно обосновывает в другом романе — «Жизнь взаймы». В нем есть такой эпизод: один из персонажей, 80-летний Рихтер, страдающий тяжелейшей формой туберкулеза, уже почти при смерти попадает в санаторий. Дни идут, а он, несмотря ни на что, продолжает жить. Эликсиром, продлевающим его жизнь, оказываются шахматы. Узнав, что безнадежно больной человек страстно увлекается этой игрой, врачи находят ему подходящего партнера. И они играют, сообщая друг другу свои ходы по телефону.

«Шахматы — мир в себе, не знающий ни суеты, ни тоски», — сказал как-то Рихтер дежурной медсестре Лилиан.

С иных позиций подошел к отображению роли шахмат в досуге людей известный российский писатель Василий Аксенов. «Меня привлекает в шахматах, — писал он — столкновение индивидуальностей, диалог между ними…Возможность такой конфронтации за разными сторонами шахматной доски весьма соблазнительна для писателя» Подобную конфронтацию писатель отобразил в сатирическом произведении «Победа»

К шахматам вполне применимо изречение «Ничто человеческое не чуждо!» Не миновало их и столь великое чувство, как любовь! И возник классический треугольник — Он, Она и Шахматы

Ещё в знаменитой книге арабских сказок «Тысяча и одна ночь» мы встречаем рассказ об игре молодой красавицы с влюбленным в неё сыном халифа. Любовь мешала ему сосредоточиться

«Фортуна лишь тому дается в руки, кто тверд душой и в радости, и в муке. У влюблённых шахматная игра становится лишним поводом для счастливой встречи, выражения пылких чувств-  таков естественный и довольно частый лейтмотив шахматных эпизодов в произведениях мировой художественной литературы. Примеров тому множество.

Пятый акт драмы гениального английского поэта и драматурга Уильяма Шекспира «Буря» открывается внутренним видом пещеры, в которой молодые герои, Фердинанд и Миранда, играя в шахматы, обмениваются репликами, шутливо комментирующими сложившуюся на доске ситуацию.

Миранда. Мой нежный друг, вы сплутовали.

Фердинанд. Что вы!

Любовь моя, я плутовать не стал бы

За целый мир.

Миранда. За двадцать царств бы стали,

А я б сказала: «Честная игра!»

Аналогичный финал едва начавшейся шахматной партии мы находим в повести знаменитого русского писателя Ивана Тургенева «Несчастная».

Рассказ ведется от имени Сусанны, навестившей влюбленного в нее Мишеля во время его болезни. 

«Он попросил придвинуть к нему шахматный столик и расставить фигуры.

«Я ничего не ответила, и, не спрося, кому начинать, ступила пешкой… Мишель не отвечал на мой ход… Я посмотрела на него. Слегка вытянув голову, весь бледный, он умоляющим взором указывал мне на мою руку…

Добавим к этому, что и сам Иван Тургенев был известен своим пристрастием к шахматной игре. Он увлекся ею еще в детстве, а к теории приобщился во время обучения в Московском университете. В сохранившейся библиотеке (в музее Тургенева в г. Орле) имеются многие шахматные книги и журналы с его карандашными пометками на полях, ходами и вариантами. Такой анализ не прошел даром, в 1853 году он писал из Спасского одному из друзей: «…разбираю шахматные игры по книгам. От упражненья я достиг некоторой силы».

За шахматной доской Тургеневу доводилось встречаться не только с друзьями и приятелями, но и с известными мастерами Петербурга и Парижа. И все же, когда речь заходит о писателях, отобразивших в своих произведениях игру влюбленной пары, на память приходят прежде всего строки из романа Александра Пушкина «Евгений Онегин». Вот Ольга Ларина и Владимир Ленский проводят счастливые часы любви за шахматной игрой:

Уединясь от всех далеко,
Они над шахматной доской,
На стол облокотясь, порой
Сидят, задумавшись глубоко,
И Ленский пешкою ладью
Берет в рассеянье свою.

Пушкин и сам серьезно увлекался шахматной игрой. Он писал в письме к жене: «Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься. Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе; докажу после». И, наверное, доказал. Известно, что Наталья Николаевна стала одной из лучших шахматисток Санкт-Петербурга. Любовь к шахматам сохранилась в роду Пушкиных навсегда…

В хранящейся в Санкт-Петербурге пушкинской библиотеке есть парижское издание (1820) книги Филидора «Анализ шахматной игры», приобретенные им незадолго до своей кончины три номера первого в мире французского шахматного журнала «Паламед» (1836) и два экземпляра книги первого шахматного мастера России. Одна из этих книг была с дарственной надписью автора: «Милостивому государю Александру Сергеевичу Пушкину, в знак истинного уважения. От издателя».

Шахматы были добрым спутником поэта до конца его жизни. Современники сообщают, что свою последнюю партию он играл в гостях у князя П.И. Мещерского накануне роковой дуэли.

Сложный анализ преступлений чем-то напоминает аналитический процесс шахматной игры. Эту идею провел в одном из своих детективно-психологических романов о полицейском комиссаре Мегрэ известный французский писатель Жорж Сименон (1903-1989). В его произведении «Мегрэ и почтенные люди» (1961) игра в шахматы оказалась таинственно связана с нераскрытыми обстоятельствами преступления — убийства г-на Жосселена, совладельца картонажной фабрики.

Роман начинается с того, что, вернувшись поздно вечером из театра, жена и дочь Жосселена обнаруживают его застреленным в кресле возле шахматного столика. На доске фигуры стояли так, «как будто партия была прервана». Муж дочери, детский врач Фабр, признался, что он действительно в этот вечер играл с Жосселеном в шахматы. Но в 10 часов 15 минут выехал из дома по срочному вызову. И вот начинается сложное расследование обстоятельств убийства. На первый взгляд, все улики как будто против Фабра. В ходе расследования подозрения с Фабра снимаются. Как показал домашний врач Ларю, «они уважали друг друга. Жосселен, можно сказать, гордился своим зятем, и, кроме того, у них была общая страсть к шахматам». Сомнения Мегрэ в конце концов подтвердились. После долгих поисков он установил, что убийство Жосселена было совершено не Фабром, а человеком, хорошо знакомым с убитым, который проник в дом во время отсутствия Фабра. Им оказался брат г-жи Жосселен, вымогавший деньги у сестры и зятя.

А по другую сторону пролива Ла-Манш в те же годы творила великолепная Агата Кристи, урожденная Мэри Кларисса Миллер, — маэстро детективного жанра, более 20 последних лет своей жизни президент английского Детективного клуба. Автор 84 романов и 150 рассказов, а также 19 пьес. Ее герои Эркюль Пуаро и мисс Марпл обладают блестящим умением расплетать запутанные клубки преступлений с помощью интуиции и проницательности. Один из ее рассказов называется «Шахматная загадка».

Во время шахматной партии внезапно умирает талантливый молодой американский мастер Гилмор Уилсон. Врачи предполагают, что произошел сердечный приступ. Однако множество тайн вокруг имени его противника, русского чемпиона Саваронова, заставляет полицию подумать и о других причинах. Бежавший от большевиков доктор Саваронов жил в Вестминстере со своей племянницей. Он тяжело болел и никого не хотел видеть. Но его шахматная слава, добытая благодаря победе над самим Акибой Рубинштейном, не давала покоя молодым игрокам. Один из них, американец Уилсон, которого называли вторым Капабланкой, непременно хотел доказать свое преимущество и вызвал Саваронова на матч. Тот долго отказывался, ссылаясь на болезнь, да и деньги его уже не интересовали — свалилось огромное наследство, но общественное мнение и американская настырность заставили его принять вызов. И вот, сделав свой третий ход в испанской партии СЬ5, игравший белыми Уилсон рухнул как подкошенный на столик с фигурами. Смерть была мгновенной. Узнав эту историю, за дело взялся опытный сыщик Пуаро, лично осмотревший тело несчастного в морге и обнаруживший небольшой шрам на его левой руке, а среди вещей — белого слона, которого вынули уже в больнице из руки шахматиста, зажатой в кулак. Положив фигуру в карман, Пуаро отправился к доктору Саваронову. Пуаро попросил доктора подробно рассказать, как все происходило, описать саму партию.

Признанный гроссмейстер детективного жанра и автор серии книг об агенте 007 — Джеймсе Бонде — англичанин Ян Флеминг. Он также постоянно использует шахматный мотив, особенно в книге «Из России с любовью». Приведем фрагменты самой «шахматной» главы романа.

«Циферблаты шахматных часов «смотрели» на шахматную доску подобно глазам какого-то морского чудовища, выглянувшего из-за края стола, чтобы понаблюдать за игрой. На двух циферблатах было различное время»

Шахматы трудно любить в меру. Эта не знающая границ страсть дает богатейшую пищу писателям. Известно немало великолепных шахматных новелл, искрящихся фантазией, юмором. Они и сегодня доставляют радость, вызывают улыбку, живой интерес.

В романе Ильи Ильфа и Евгения Петрова «12 стульев» есть глава «Междупланетный шахматный турнир», посвященная шахматному буму, охватившему в 1920-е годы СССР от Москвы до самых маленьких «Васюков». В 1920 году прошел первый чемпионат СССР по шахматам, после которого клубы как грибы стали расти по всей стране. В 1924 году состоялся Всесоюзный шахматный съезд. Его лозунги «Шахматы — орудие интеллектуальной культуры», «Дорогу шахматам в рабочую среду» перекочевали в текст Ильфа и Петрова: «Шахматы! — говорил Остап. — Знаете ли вы, что такое шахматы? Они двигают вперед не только культуру, но и экономику! Знаете ли вы, что ваш «Шахклуб четырех коней» при правильной постановке дела сможет совершенно преобразить город Васюки?»

Разумеется, эта глава была пародией на шахматный бум: в то время каждый небольшой кружок чувствовал себя причастным к великим шахматным событиям. Вдохновленный красотой шахматных идей и подгоняемый голодом, Остап Бендер рисовал совсем уж фантастические перспективы: «Шахматная мысль, превратившая уездный город в столицу земного шара, превратится в прикладную науку и изобретет способы междупланетного сообщения. Из Васюков полетят сигналы на Марс, Юпитер и Нептун. Сообщение с Венерой сделается таким же легким, как переезд из Рыбинска в Ярославль. А там, как знать, может быть, лет через восемь в Васюках состоится первый в истории мироздания междупланетный шахматный конгресс!»

Этот эпизод часто цитируют и сами профессиональные шахматисты. Цитата «Позвольте, товарищи, у меня все ходы записаны!» стала знаменитой, а название Нью-Васюки — нарицательным. Фантазия главного героя Остапа Бендера отчасти осуществилась: в 1998 году в Элисте построили шахматный городок Сити-Чесс, создатели которого напрямую связывали его проект с грандиозным замыслом Нью-Васюков.

Многие писатели и поэты стремились в своих произведениях запечатлеть образы сильнейших шахматистов, игру которых нам довелось наблюдать.

Известный российский писатель и драматург Леонид Зорин, с юных лет увлекавшийся шахматами, нередко выступал в роли шахматного обозревателя на страницах «Литературной газеты», а в шахматной прессе — с публицистическими очерками о соревнованиях и ведущих шахматистах. «Самое привлекательное в шахматах, — утверждал Зорин в письме И. Линдеру, — то, что здесь твоя судьба зависит лишь от тебя самого».

Зорина как писателя, по его словам, шахматы интересуют, прежде всего, борьбой характеров: «Под внешней тишиной шахматной встречи таится подлинный драматизм, бушует напряженная схватка двух интеллектов, двух волевых начал, двух натур. Не случайно каждый выдающийся гроссмейстер — крупная, своеобразная личность. О таких людях и писать интересно. Надо сказать, что они повседневно существуют в состоянии высокой температуры, что далеко не каждому дано. («Советский спорт», 13 сентября 1975 года).

В 1971 году Зорин написал киноповесть «Гроссмейстер», посвятив ее московскому шахматисту Владимиру Симагину.

«Гроссмейстеры сидели в салоне самолета. Только что аккуратная стюардесса принесла обед, и беседа шла под мелодичный звон ножей и вилок.

— В сущности, из-за этой партии он и кончился, — завершал свой рассказ элегантный Волков. Очень способный малый, в своей Колумбии ему просто не с кем было играть. Кто знает, как сложилась бы его судьба, если б не эта партия.

— У каждого случается такая роковая партия, — сказал Савин, — и удерживается тот, кто об этом не догадался.

Целый ряд удивительно точных, ярких, емких характеристик ведущих шахматистов мира мы находим в сборнике российского поэта и шахматного литератора (также сильного шахматиста!) Евгения Ильина «Гамбит Пегаса». Его не зря называли «маэстро эпиграммы»: именно в такой манере написаны четверостишия в этой книге. Вот, например, портрет Тиграна Петросяна:

Свой челн по шахматной лазури

Ведя железною рукой,

Он твердо верит: в каждой буре

Найдется выгодный покой.

В иной манере, но в чем-то близкой этой, писал Владимир Высоцкий — всенародно любимый бард, актер и поэт. Диапазон его ролей (от принца Гамлета до капитана Жеглова), как и его стихов, был необычайно широким. Все, что волновало людей на планете Земля, вдохновляло и его.

В 1972-м, например, в мире живо обсуждались перипетии матча на первенство мира Спасский — Фишер.

Задел он за живое и Высоцкого: «Все мы нервничали — будет эта встреча или не будет. У всех нас есть мысли по этому поводу. Все думают: «Ах, если бы я!..» Некоторые люди даже видят сны. Один человек мне рассказал, что ему приснился сон, как он играл с Фишером. Это меня натолкнуло на мысль написать песню.

Почему-то все решили, что это про Спасского и Фишера. Это вовсе не про Спасского, а совсем про другого человека. Так что прошу не путать. Она, конечно, полуфантастическая песня и — шуточная».

Приводим начало песни «Честь шахматной короны»:

Я кричал: «Вы что ж там, обалдели?

— Уронили шахматный престиж!»

Мне сказали в нашем спортотделе:

«Вот, прекрасно — ты и защитишь!

Но учти, что Фишер очень ярок,

Даже спит с доскою — сила в ём,

Он играет чисто, без помарок…

Ничего, я тоже не подарок,

У меня в запасе — ход конем.

А известная песня Владимира Высоцкого «Кони привередливые» стала, по признанию тринадцатого чемпиона мира Гарри Каспарова, его «компасом в бушующем океане борьбы». В течение первых трех матчей (1984-1986) на первенство мира с Анатолием Карповым, в которых было сыграно 96 партий, он ежедневно слушал магнитофонную запись этой песни. «Все 96 раз последнее напутствие перед боем я получал от Владимира Высоцкого! 96 раз это невероятное, ирреальное видение заставляло меня изыскивать новые и новые ресурсы для продолжения беспощадной борьбы…»

Отдельные писатели и поэты под влиянием реальных шахматных событий, волновавших миллионы любителей шахмат, создали художественные произведения о выдающихся шахматистах. В них они отразили свое представление о том, как влияет эта игра на психологию человека, формирование личности. Два из этих произведений стали настолько знаменитыми, что были переведены на многие языки, неоднократно переиздавались и экранизировались. Первое — «Шахматная новелла» известного австрийского писателя Стефана Цвейга. Она была найдена на его столе после трагической кончины писателя, вскоре опубликована и получила громкую известность.

О том, как внимательны бывают порой писатели к прогрессу шахматного искусства в далекую от нас эпоху, ярко свидетельствуют эпизоды итальянской шахматной жизни в пьесе немецкого драматурга Бертольта Брехта «Галилео Галилей». Брехт вкладывает в уста гениального итальянского астронома, наблюдавшего за шахматной партией монахов-писцов, мысль о необходимости играть не по предписаниям арабского шатранджа, где движения некоторых фигур были еще ограниченными, а по новым правилам, открывающим простор для более энергичной борьбы.

«Галилей (писцам): А почему вы играете в шахматы еще по-старому? Тесно! Тесно! Теперь везде играют так, что большие фигуры могут проходить по всей доске. Ладья — так (показывает), слон — так, а ферзь — так и эдак. Теперь есть простор и можно строить планы».

Интересно, что отмеченные здесь, в полном соответствии с исторической действительностью, кардинальные нововведения в шахматной игре связываются с переменами во всей жизни, с отходом от «средневековой спячки». Перечисляя крупнейшие открытия своего времени и относя к ним, в частности, преобразования в шахматной игре, Галилей заключает словами одного поэта: «О рассвет великих начинаний!»

Согласно свидетельству современников, первый царь Всея Руси Иван Грозный был большим любителем шахмат и даже умер за шахматной доской. Известный русский писатель Алексей Толстой так описывает «шахматную сцену» в пятом действии трагедии «Смерть Иоанна Грозного»:

«Вельский делает знак шуту, который рассматривал разные вещи на столах. Шут берет ящик с шахматами и подносит к Иоанну.

Шут. Царь-солнышко! Да посмотри ж сюда, на куколки!

Иоанн. Что это у него?

Вельский. То шахматная, государь, игра, которую прислал тебе в подарок персидский царь.

Шут (разглядывая фигуры). Нарядные какие!

Вельский (берет со стола доску).  Вот и доска к ним!

Иоанн. Покажи сюда. (Осматривает шахматы.) Давно в игру я эту не играл. Садись, 

Богдан, посмотрим, кто сильнее!

Слуги вносят свечи. Иоанн расставляет игру. Вельский садится против него на стольце и также расставляет.

Шут (к Иоанну, указывая на шахматы). Точь-в-точь твои бояре! Знаешь, что? Живых-то ты всех побоку, а этих Всех в Думу посади. Дела не хуже у них пойдут, а есть они не просят.

Иоанн. Ха-ха! Дурак не слишком глуп сегодня! Подвигает пешку.

Игра начинается. Все становятся полукругом за царскими креслами и смотрят.

Шут. Иль вместо их меня поставь в бояре!

В романах фантастических, где делается попытка представить контуры далекого будущего, нередко захватывает сама «невероятность» идеи.

Знаменитый русский писатель-фантаст Александр Беляев, его называли «советским Жюль Верном», умело соединял современную жизнь с фантастическими идеями и, хорошо играя в шахматы, нередко наделял этим умением своих главных героев. Пример тому —роман «Продавец воздуха»

…Начальник метеорологической экспедиции Георгий Клименко и его незаменимый проводник якут Никола на заснеженных бескрайних просторах Якутии попадают в логово мистера Бэйли — хорошо замаскированный подземный город с научными лабораториями, учеными и охраной. Когда чувство безысходности стало овладевать пленником, на помощь ему неожиданно пришли шахматы. Оказалось, что радист городка шотландец Люк больше всего на свете любил две вещи — играть в шахматы и пить джин. В перворазряднике Клименко он нашел достойного партнера и стал пропадать у него по вечерам. Шахматы очень сблизили нас.

Чтобы развязать язык Люка, Клименко угощал его джином, а, чтобы настроить более дружелюбно, стабильно проигрывал одну-две партии за вечер. Выигрыш и порция джина благоприятно сказывались на настроении Люка, и вскоре Клименко владел достаточной информацией о происходящем не только в их маленьком мире — застенках Бэйли, но и за его пределами.

А в романе «Властелин мира» Александр Беляев описывает ситуацию, когда мозг человека способен с помощью особых усилителей передавать на расстояние самые разнообразные мысли и музыкальные фантазии. С одинаковым удовольствием и возможностью будут восприниматься музыкальные импровизации композиторов и шахматные размышления гроссмейстеров. При этом писателю представляется такая картина: «Сотни тысяч людей мысленно следят за игрой шахматных маэстро. Особенно интересна игра «в открытую», когда шахматисты излучают весь процесс обдумывания ходов.

Другой советский писатель-фантаст, Генрих Альтов в рассказе «Опаляющий разум» предсказывает появление в будущем приборов, которые позволят «вложить» в голову человека знания. Достаточно будет надеть специальные «забрала» — биорезонаторы, в которых собрана шахматная премудрость мира, и с помощью «эффекта входа» человек воспримет эти знания и будет играть с каждым часом все уверенней и самостоятельней.

«— Что я обычно чувствовал, играя в шахматы? Досаду — если не заметил хорошего хода. Страх — если допустил ошибку и противник мог ее использовать. Радость — если противник «зевнул» фигуру. И еще скуку, томительное ожидание, пока противник сделает ход и можно будет снова начать думать… Убогие чувства! Я был подобен слепцу, сидящему перед сценой, на которой выступают иноземные артисты. Слепец не видит артистов, да к тому же они говорят на чужом языке, из которого он знает лишь несколько десятков слов… И вдруг глаза обретают способность видеть каждое движение артистов, каждый их взгляд, и в тот миг со сцены начинает звучать родной язык, наполняются смыслом интонации и паузы…»

Писатели как бы включаются в современный спор ученых и шахматистов о судьбах игры в связи с прогрессом кибернетики.

Например, в рассказе французского писателя Пьера Буля «Идеальный робот» профессор Фонтен изобретает механического сверхмаэстро, который действует, «как живое существо» Шахматные машины будущего смогут содействовать совершенствованию творческих способностей людей, прогрессу самих шахмат. Наладится обучение людей игре с помощью шахматных роботов.

Эту возможность предвидел и оригинально описал детский писатель Николай Носов в романе-сказке «Незнайка в Солнечном городе». В главе «Как Незнайка заболел шахматной горячкой» изображен Шахматный городок, в котором имеются играющие автоматы различной силы — от гроссмейстера до шахматиста третьего разряда, то есть для любого партнера.

«Для таких малоопытных игроков, как Незнайка, в Шахматном городке имелось множество менее совершенных шахматных автоматов. Электронное устройство этих машин было попроще, и обыграть их было гораздо легче…

Кроме того, здесь были автоматы, которые передавали разные характеры игроков. Один из них, перед тем как сделать ход, долго морщил лоб, теребил для чего-то рукой собственный нос, нерешительно брал фигуру с доски, долго держал ее в руке, как бы раздумывая, куда поставить; наконец, сделав ход, поспешно хватал фигуру обратно, ставил на прежнее место и снова начинал делать вид, будто думает. Такие выходки автомата сердили некоторых слишком нетерпеливых игроков, и от этого им не так скучно было играть.

Другой автомат, перед тем как сделать ход, обязательно хмыкал, гмыкал, покашливал, крутил головой, пожимал плечами, разводил руками; третий пускал в ход разные словечки, вроде: «Ах, вы так пошли? Ну, а мы вот как!» Или: «Сейчас мы вам покажем, как играть в шахматы». Или: «Сейчас вам будет крышка». Это достигалось при помощи магнитофона».

Сказочными темпами развивается космонавтика. Тему «Шахматы в космосе» рассматривает теперь и фантастическая литература. Многие писатели, обращаясь к теме межпланетных путешествий будущего, полагали, что шахматы явятся непременным спутником космонавтов. Так, польский писатель Станислав Лем в рассказе «Терминус», изображая путешествие корабля «Кориолана», направляющегося на Мере, не забывает упомянуть о том, что экипаж его проводит свободное время за шахматами.

И еще в одной главе рассказа читаем: «Пирке вышел из кают-компании, где Симе ежедневно играл в шахматы с Боманом, и спустился на корму».

У другого фантаста — американского писателя Клиффорда Д. Саймака — космонавты играют в шахматы в рассказе «Однажды на Меркурии»

Писателей давно увлекает описание «живых шахмат». Оно встречается еще в романе французского писателя Франсуа «Гаргантюа и Пантагрюэль», а в русской литературе — в повести «Игрок» петербургского писателя Николая Ахшарумова.

В фантастическом романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» мы находим красочное описание партии в «живые шахматы» во время рыцарского бала-турнира в присутствии королевы. Приводим фрагмент главы, посвященной началу этого увлекательного состязания:

«По окончании ужина в присутствии госпожи королевы был устроен бал-турнир, достойный не только внимания, но и увековечения. Переднего открытием пол в зале застелили огромным бархатным ковром в виде шахматной доски, то есть разделенным на белые и желтые квадраты шириною и длиною в три локтя каждый. Потом в залу вошли тридцать два юных участника и участниц бала, из коих шестнадцать были одеты в золотую парчу, а именно: восемь юных нимф, убранных так, как древние представляли себе свиту Дианы, король, королева, два башенных стража, два рыцаря и два лучника. В таком же порядке вошли и другие шестнадцать, одетые в парчу серебряную…

Далее следует подробное описание правил движения всех участников бала, строго соответствовавшие ходам шахматных фигур. Причем двигались они уже по правилам современных шахмат, то есть слоны и ферзи имели право перемещаться по всей доске.

«Конечная цель обеих сторон состояла в том, чтобы осадить и запереть короля враждебной партии, лишить его возможности куда бы то ни было ускользнуть. Когда короля запирали, и он уже не мог ни спастись бегством, ни получить помощь от своих — тогда бой прекращался, и осажденный король проигрывал. Но чтобы уберечь его от такой напасти, все его соратники и соратницы готовы были жертвовать собой …

Так причудливо переплелись события жизни человека с фантастическим миром шахмат в художественном воображении писателей. На самом же деле шахматы всей своей сущностью помогают жить и преодолевать трудности, которые каждодневно встречаются на пути человека.

И еще два примера игры «живыми шахматами» из английской литературы. Оба произведения стали знаменитыми. Их героев зовут Гарри и Алиса.

В книге английской писательницы Джоан Кэтлин Роулинг «Гарри Поттер и философский камень» главный герой, учась в школе волшебников, весело проводит время со своим другом Роном, придумывая новые игры. 

«Еще они играли в волшебные шахматы, которым Рон начал обучать Гарри. Это были практически те же самые шахматы, в которые играли маглы. Разница заключалась лишь в том, что фигурки были живые, и игрок ощущал себя полководцем, направляющим свои войска на противника.

В том же романе, чтобы добраться до заветного философского камня, героям предстояло еще превратиться в живые шахматы и выиграть партию черными!..

Столь же интересен мир волшебных шахмат и приключений в нем девочки Алисы, придуманный веком раньше Кэроллом Льюисом. Настоящее имя этого английского писателя (преподавателя математики Оксфордского Университета) — Чарлз Лютвидж Доджсон. Однажды он катался на лодке со своими юными сестрами — Эдной, Алисой и Лориной Лидцелл — и по их просьбе придумал сказку «Алиса в стране чудес», которая покорила не только три девичьих сердца, но и весь мир. В 1871 году он написал продолжение — «Сквозь Зеркало и что там увидела Алиса», получившее известность как «Алиса в Зазеркалье»

Прообразом волшебного мира Алисы писатель избрал события в шахматной партии. По мнению переводчицы, писательницы Н. Демуровой, «не случайно символом Зазеркалья служит Кэроллу расположение шахматных фигур на поле. Ведь шахматная доска тоже своеобразное зеркало: в ней верхняя половина зеркально повторяет нижнюю. Многие образы Зеркальной страны построены по тому же принципу».

Каждая шахматная фигура и даже пешка в Зазеркалье имеет свое имя. За одиннадцать ходов Алиса, начинающая игру с определенной автором позиции, выигрывает партию.

А вот как он описывает появление в этом мире главной героини сказки, Алисы.

— Послушай, Китти, а в шахматы играть ты умеешь? Не смейся, милая, я тебя серьезно спрашиваю. Когда мы сегодня играли, ты так смотрела на доску, как будто понимала все ходы. А когда я сказала: «Шах!», ты замурлыкала. Ах, Китти, какой это был хороший ход! И я бы, конечно, выиграла, если бы не этот противный конь! И как это он подобрался к моим фигурам! Китти, милая, давай играть.

Шахматам нашлось место даже в ГУЛАГе — правда, в лагерях эта игра выглядела совсем иначе.

В рассказе «Шахматы доктора Кузьменко» Варлам Шаламов рассказывал о скульпторе, который мастерил фигурки тончайшей резьбы из черного и белого хлеба с помощью специфического метода: «Все арестанты, сидевшие в кулагинской камере, жевали часами хлеб. Тут важно было уловить момент, когда слюна и разжеванный хлеб вступят в какое-то уникальное соединение, об этом судил сам мастер, его удача — вынуть изо рта тесто, готовое принять любую форму под пальцами Кулагина и затвердеть навеки, как цемент египетских пирамид». Увы, сам скульптор умер от голода, перед этим сжевав в приступах голодной деменции одну из фигур своего набора.

В автобиографическом рассказе Шаламова «Шахматы и стихи» герой проявил необычную смелость — решил выиграть в шахматы у жены начальника лагеря, которой все традиционно поддавались. «Я ведь в шахматы играю. Шахматисты подхалимов не любят», — неожиданно отреагировала начальница. Так любовь к игре оказалась выше типичных лагерных отношений, а партия дала автору возможность показать высокое значение истинной смелости.

В романе «Мастер и Маргарита» в шахматы играли Воланд и Кот Бегемот. Бегемот паясничал, чтобы оттянуть момент поражения, оживлял шахматные фигуры и даже превратил коня в лягушку: «На доске тем временем происходило смятение. Совершенно растерянный король в белой мантии топтался на клетке, в отчаянии вздымая руки. Три белых пешки — ландскнехты с алебардами растерянно глядели на офицера, размахивающего шпагой и указывающего вперед где в смежных клетках, белой и черной, виднелись черные всадники Воланда на двух горячих роющих копытами клетки конях».

Вероятно, Булгакова вдохновили популярные в Советском Союзе театрализованные представления «живые шахматы». Для таких «сражений» специально размечались наподобие шахматной доски большие площадки, а актеры надевали костюмы фигур. Одну из таких партий разыграли в Колонном зале Дома Союзов в Москве в 1936 году — как раз в тот период, когда Михаил Булгаков дописывал «Мастера и Маргариту».

В «Белой гвардии» Булгаков сравнивал немецких солдат в касках с пешками, а большевиков называл «нежданно-негаданно появившейся третьей силой на громадной шахматной доске». Литературовед Ярослав Тинченко рассматривал «Белую гвардию» Булгакова как шахматный роман. Идея романа о том, что простой человек во время масштабных исторических перемен может быть легко принесен в жертву, перекликалась с практикой размена пешек в шахматах. Тинченко писал: «Пешками «Белой гвардии» в прямом и переносном смысле стали главные герои романа: братья Турбины, Шервинский, Мышлаевский, Карась и даже Най-Турс с Тальбергом».

Главный герой повести «Защита Лужина», гениальный шахматист Лужин, был настолько фанатично увлечен игрой, что реальный мир казался ему только сном, отвлекавшим от турниров. Мешала ему даже невеста. В ходе решающего турнира на фоне нервного переутомления рассудок Лужина помутился: «Становилось все темней в глазах, и по отношению к каждому смутному предмету в зале он стоял под шахом, — надо было спасаться». Вылечившись, Лужин начал вести «обычную» жизнь, однако шахматы стремились вновь завладеть им. Увидев единственным возможным выходом из игры самоубийство, Лужин выбросился в окно — как реально существовавший шахматист Курт фон Барделебен, друг Владимира Набокова.

Другой известный шахматный роман Набокова — «Подлинная жизнь Себастьяна Найта». Его сюжет построен как шахматная задача. «Персонажи романа соотнесены с шахматными фигурами, а топонимы — с различными шахматными реалиями, понимание которых требует знания по меньшей мере четырех языков: английского, русского, французского и немецкого», — писал литературовед Александр Люксембург. Главный персонаж романа Себастьян Найт — это, несомненно, конь (по-английски «knight»). Его возлюбленная Клэр Бишоп — белая ладья. Мать Себастьяна была похоронена в местечке Рокебрюн (от французского глагола «рокироваться»), а сам Себастьян — в Сен-Дамье («damier» по-французски — «шахматная доска»). Эти сведения были исходными данными шахматно-литературной задачи, разгадкой которой оказывалось имя роковой красавицы, сгубившей жизнь Себастьяна.

Шахматы так много значили для Набокова, что в 1970 году он даже издал необычный сборник «Стихи и задачи», который состоял из 49 стихотворений и 18 шахматных задач. Как говорил сам писатель, он объединил их потому, что «задачи — это поэзия шахмат».

Много позже шахматные мотивы русской литературы нашли отражение и в творчестве Бориса Акунина. Его «Турецкий гамбит» объединил шахматные традиции Льва Толстого и Владимира Набокова: в нем не только использовалась игровая терминология, но и сопоставлялась с шахматной партией история страны.

Жизнь – это своего рода игра в шахматы.

Литература – это отражение жизни!

Маркова Т.Л., заведующая библиотекой №12

При подготовке использованы ресурсы Интернета.

Наш сайт использует файлы cookies, чтобы улучшить работу и повысить эффективность сайта. Продолжая работу с сайтом, вы соглашаетесь с использованием нами cookies и политикой конфиденциальности.

Принять